Мастер
и Маргарита
Амстердам,
возвышающийся над полями турецких тюльпанов. Его узкие улочки, будто змеи,
опоясывают старинные домики, в одном из которых, с необходимым в работе мастера
сосредоточением, отточенными движениями творца, скульптор вылепляет очертания
будущей Венеры. Эдуард Кейнер – сорокалетний художник родом из Утрехта - с
точностью, вероятно, бога, создаёт высокую скульптуру римской богини. Напротив
него, блистая обаянием фаворитки и величием королевы, на изысканных бордовых
драпировках расположилась прекрасная лилльчанка - Ирен Бонье́. Безэмоциональная
Ирен спокойно ждёт результата их общих стараний. Её белоснежное юное тело
сверкает в лучах закатного солнца. Десять лет прошло, словно мгновение.
***
За распахнутым окном дома
на улице Grianestraat кипит вечерняя жизнь Амстердама. Доносящиеся с шумной
улицы голоса и смех беспечных парочек вперемешку с пьяными возгласами, нотками
джаза и скрипом колес машин не дают покоя даже привыкшим к городскому шуму
кабачным обывателям. Но верный искусству Эдуард не слышит ничего, кроме лёгкого
дыхания незабываемой музы.
Работа в ночные часы
для обоих не являлась чем-то новым. Однако сегодня Эдуард решил освободить Ирен
от обязанностей значительно раньше наступления утра.
- Ирен, можешь
собираться.
- Что?! – воскликнула
ошеломленная натурщица.
- Собирайся. Завтра
закончим. Я хотел бы отдохнуть и тебе того же советую. Мы сегодня хорошо
поработали, – бесстрастно проговорил он, не глядя в сторону одевающиеся
девушки.
- Как скажешь.
Ирен, пока не сгорела
свеча в канделябре, натянула своё любимое прямое платье малинового цвета. После
она ярко накрасила пухлые губы и томные веки, посмотрев на себя в крошечное
пыльное зеркальце в углу комнаты, и побежала, крикнув на прощание:
- Увидимся!
Ирен с треском
захлопнула иссохшую от времени дверь.
- Увидимся, – ответил
тишине художник спустя минуту.
Полин
Полин ван дер Берг
размеренно шагает по улицам родного ей Роттердама. Здесь она когда-то
повстречала человека бесповоротно изменившего её скучную жизнь затворницы. Полин
познакомилась с Эдуардом, когда тринадцать лет назад они вместе учились в
Академии изящных искусств во Франции. Непродолжительные отношения связывали их
когда-то, но все мы знаем, что любовь не вечна. Полин поняла, что больше для
неё не существует мужчин; как бы Эдуард ни старался привлечь внимания художницы
– всё было без толку. Та игнорировала его ухаживания и прозрачные намёки,
которые влюблённые, сами того не ведая, совершают.
Именно во время
пребывания во Франции, летом, отдыхая на севере страны, она подметила сидящую
на лавочке юную шатенку с блестящими от слёз, зелёными глазами.
- Почему вы плачете,
девушка? – участливо заметила подошедшая ближе Полин.
Девушка обернулась.
- Мой пёсик – Эдгар –
убежал несколько месяцев назад. Я гуляла здесь, в парке, и рядом с тем каштаном
нашла его. Точнее, то, что осталось: чёрный комочек костей и шерсти.
Барышни принялась
рыдать ещё пуще, надрываясь и всхлипывая.
- Я сожалею… - тихим и
сочувствующим тоном проговорила наконец Полин.
- Нет, не жалеете, -
резко воспротивилась девушка, - Совсем не жалеете. Вы вообще меня не знаете.
Зачем вы подсели сюда?
- Хотела бы
познакомиться с вами, - не смутилась художница, - Меня зовут Полин. А вас?
- Меня? – изумилась
юная леди, - Меня зовут Ирен.
- Что ж, прекрасно,
Ирен. Не плачьте. Думайте о том, что ваш пёс уже в раю. В вашей жизни, которая
только начинается, будет много приходов и уходов. Поэтому не тратьте все свои
нервы на что-то одно. Прошу прощения, за свой цинизм, но это так.
Ирен молча внимала
словам собеседницы.
- Но это ещё не всё,
дорогая Ирен, - продолжала чужестранка, - Ты – не возражаешь, что обращаюсь на
«ты»? – ты не хотела бы поработать натурщицей?.. Подожди, - Полин прервала
спокойную речь, завидев, как Ирен приоткрывает лепестки розовых губ, - Я хочу
сказать, что… я учусь в Париже, в Академии художеств, и мне нужно больше
практики в написании человеческой натуры… Если ты согласишься, я буду платить
тебе небольшую сумму. И ты сможешь жить со мной в комнате.
Полин умоляюще смотрела
в глаза избранницы.
- Я согласна, - с
одобрением в голосе, но тревогой в глазах произнесла девушка.
Случай
в мастерской
В маленькую, но уютную
импровизированную студию вошёл Эдуард. Он сразу же заметил нагую Ирен, но
воспринял её, как типичный предмет искусства – настолько она была неземная, а
он – равнодушным, с замыленным взглядом.
- Здравствуй, Полин.
Кто это? – Эдуард невежливо показал на модель.
- Здравствуй.
Знакомься, это Ирен, моя подруга и помощница, - говорила, вставая с табуретки и
подходя ближе к незваному гостю, молодая женщина.
- Неплохо она тебе
помогает… - язвительно усмехнулся Эдуард.
Полин незаметно толкнула
Эдуарда в бок.
- Извини… Но где ты её
нашла? – продолжал допытываться мужчина.
- Хватит обращаться к
ней, как к вещи. Ты даже не представился.
- Ох, простите мои
манеры, миледи, - и Эдуард наигранно поклонился смущённой Ирен, - Эдуард
Кейнер, норвежец, художник и скульптор.
- Ирен, не обращай
внимания на этого дурочка: он всегда себя так ведёт, - оправдывалась Полин, - А
ты, - сурово взглянула она на Эдуарды, - лучше уйди. Мы здесь работаем, в отличие
от некоторых.
Полин вернулась к
мольберту. Ирен встала в позу, которая ранее была нарушена неожиданным визитом.
- Вижу, мне здесь не
рады… До свидания, милые барышни! – иронично крикнул Эдуард на прощание,
захлопнув расшатанную дверь со сломанным замком.
Кабак
В час ночи день только
начинается. Забегаловка под названием «Робеспьер» - прославившаяся благодаря
приятной «живой» музыке и стенам-аквариумам[1] –
ломится от напора щедрых гостей, и даже такой нелюбитель суеты и духоты, как
Эдуард, нашел здесь своё пристанище.
Пять лет прошло, как
окончена Академия. Пять лет безвестный скульптор не виделся с Полин. Пять лет
коротались в бесконечных попытках заработать на жизнь – увы – безуспешных.
Эта ночь ничем не
отличалась от предыдущих, и в том состояла неизменная суть переживаний мужчины.
- Здравствуй, красавец,
- кокетливо позвал Эдуарда чей-то нежный голос, выведя мужчину из состояния
прострации.
- Что надо? – грубо
ответил тот.
- Не хочешь
поразвлечься? – продолжал голос, доносившийся из полумрака.
- Мне и так весело.
- Вижу…
- Пошла вон! Денег нет!
– неожиданно взбрыкнул Эдуард, вытащив и отложив в сторону маленький милый –
скорее дамский – регеблюм[2].
Но девушка не ушла.
- Что стоишь, шлюха?!
Поищи кого-нибудь побогаче. – окончательно рассвирепев, прокричал Эдуард, попутно
обернувшись
в порыве эмоций.
- О, Эдуард! Это вы?!
- Ирен?
Девушка смущённо
кивнула, слегка улыбнувшись.
- Ирен, что с тобой
стало? Ты посмотри на себя, - ошарашенному, но в глубине души ни капли не удивленному,
мужчине было тяжело подбирать слова.
- Давай, отойдем и
спокойно поговорим в стороне, - заговорщически улыбалась красавица, тяня за
собой вышедшего из строя господина.
***
- Эдуард, после того
момента, когда мы виделись в последний раз, прошло немало лет. Мы давно
знакомы, но ты совершенно не знаешь меня. В детстве я хотела стать художницей.
Думаю, из меня вышел бы неплохой анималист. Но, когда фотографии перестали быть
чем-то новым и удивительным и плавно влились в нашу повседневную жизнь, я
приняла решение стать фотографом. Ты так странно смотришь на меня. Думаешь:
«Для чего ты это говоришь?» Мне всего лишь хочется высказаться. Когда Полин
подошла ко мне, я не подозревала, насколько она изменит мою жизнь. Она показала
мне огромный мир искусства, в который я окунулась полностью головой и телом.
Это было чудесное приключение. Но, как и всё хорошее, этот великолепный вояж
вынужден был завершиться. Не буду скрывать. Говорю всё кратко и по фактам, -
после этого словесного поворота Эдуард, чуть нахмурив брови и устремив мутный
взгляд прямо в глаза собеседницы, присел на обитое жаккардом кресло, - Да, у
меня были отношения с Полин, но только потому, что она этого захотела, хотя я
тоже была не против небольшой интрижки. Однако я не относилась к этому так серьёзно, как Полин. Я хотела,
чтобы мы оставались друзьями, а не становились любовниками, однако Полин хотела
большего, и нам пришлось расстаться насовсем. Это было тяжело для нас обеих,
ведь я потеряла верную подругу, а она – любовницу и модель. Мы обе остались
несчастны, потому что не понимали, не видели и не хотели видеть желания друг
друга, - Ирен сделала минутную паузу, собираясь с мыслями, - Я знаю, что ты и
сейчас любишь Полин, но правда в том, что она
не любит. Она хочет забыть тебя.
- Но почему?! Что я
сделал такого, что она теперь хочет меня забыть?! – яростно
вскочил Эдуард, - Ты в своём уме?! Как только я увидел тебя, я понял, что ты –
уличная девка, что после работы у
Полин ты пойдёшь по жёлтому билету. Я не ошибся. Почему я должен слушать
какую-то девку? Тебе-то какое дело до моих отношений с Полин?! Отвечай, дура!
Эдуард взял Ирен за
тонкие тёмные волосы и принялся трясти её изо всех сил в порыве гнева.
- Эдуард! Остановись!..
А!.. Идиот!.. Эдуард, успокойся.
Ирен начала истошно
кричать сквозь слёзы, что прохладными струйками стекали по её опухшим, шероховатым
щекам.
- Заткнись, тварь!..
- Отпусти!
Мольбы и стоны возымели
действие, и Эдуард нехотя и резко отпустил ненавистную ему женщину, отчего
последняя с грохотом повалилась на жёсткий паркет, с тревожным трепетом взявшись
за затылок, на котором болталась копна взъерошенных крысиных хвостиков. Мысли
Ирен переболомутились, словно тинистая вода в грязном болоте.
Собравшись с мыслями,
Ирен обнаружила, что беспокойный гость движется прямиком к выходу.
- Эдуард!
Мужчина не отозвался.
- Эдуард, стой!
Ирен поползла к
Эдуарду, перебирая одной рукой по полу и приложив вторую ко лбу, как при
сильнейшей мигрени.
- Что ещё? –
безэмоционально спросил он, взявшись за ручку многое повидавшей двери.
- Эдуард, я не виновата
в том, что Полин к тебе безразлична... Эдуард! Помоги мне…
И Ирен опять заплакала,
но уже не от физической, а от душевной боли.
Эдуард обернулся и
взглянул на дрожащую от горя женщину.
- Ладно, теперь ты
успокойся. Хватит уже, - мужчина присел рядом с женщиной и продолжил, легонько
потряхивая несчастную за плечи, в надежде привести в себя, - Извини, хорошо?
Чем я могу тебе помочь? Денег у меня нет, я это ещё в баре сказал.
- Я хочу выйти из этого
порочного круга, - ответила она, - Я хочу снова позировать. Я подумала, что,
может, тебе нужна натурщица? Во мне ещё осталась та юношеская красота. Ты
можешь убедиться в этом…
Ирен дала гостю время
на размышления, которое последний потратил с умом.
- Знаешь, Ирен, мне
действительно не помешала бы натурщица, потому что жена отказывается сидеть
подолгу, а про тебя я помню, что ты всегда была очень исполнительной и хорошо
выполняла свою работу, так что я не против. Ты сможешь побыть моей натурщицей.
Ирен умоляюще смотрела
на своего спасителя. Эдуарда задел её искренний и полный чувств взгляд, поэтому
тот не смог удержаться и еле улыбнулся, выказывая тем самым своё дружелюбное –
о чём нельзя было сказать полчаса назад - отношение к вновь встреченной знакомой.
У Эдуарда возникло
ощущение, будто произошедшее за последний час – вымысел, безумный гротеск, словно
он спит и хочет скорее проснуться, чтобы не видеть того ужасного сна, что
пришёл к нему этой леденящей душу ночью.
Белокурая
Венера[3]
Проезжая на чёрном
лакированном «форде» по улице Петра I, можно заметить, как в окне третьего этажа
мелькает розоватое тело белокурой Лауры, жены малоизвестного скульптора
Эдуарда. Лаура никогда не являлась для Эдуарда пределом мечтаний и любовных
восторгов, ибо единственное, что мужчина требовал от неё, это регулярное
исполнение муторных домашних дел, ведение хозяйства, без которого не возможна
повседневная жизнь.
Лаура нередко
использовалась Эдуардом в качестве натурщицы для его новых скульптур. Месяц
назад его снова настигло, так называемое, вдохновение, а потому мужчина
поспешил притворить собственные ведения в материальный объект – римскую богиню
Венеру.
Когда под утро Эдуард
притащил в их уютный дом развратную девку, жена испытала новую волну ревности,
однако вида не подала.
Лаура не удивилась,
когда её муж принялся ставить Ирен в необычные позы, дабы выбрать из них ту,
что казалась ему наиболее привлекательной, с целью запечатлеть её в гипсе на
века. Она считала Ирен очередной пустышкой, не способной вызвать никаких чувств,
помимо отвращения; она – по мнению Лауры – не могла никоим образом заменить
любимую Эдуардом жену. Хотя врата в мир искусства закрылись пред Лаурой, ибо
Эдуард более не нуждался в её услугах, как модели.
Но однажды Лаура
вернулась с тяжёлой работы, спасающей её и мужа от голодной смерти. Женщина
увидела, как Эдуард корпел над статуей, вставляя время от времени комментарии,
веселящие натурщицу. Лаура, разгорячённая, бросив пакеты с продуктами на пол в
прихожей, ринулась навстречу с изменником:
- Не помешала вам,
голубки?
Обманутая жена пронзала
скульптора своим ястребиным взором хищника.
- Что молчишь? Думал, я
буду вечно терпеть твоих шлюх? – спокойно, но жёстко и уверенно пролонгировала
пламенную тираду Лаура.
Эдуард молчал. Он не
ждал таких заявлений от кроткой жены. Ирен стояла в растерянности. В её голове
промелькнула призрачная сцена прошлого, когда Эдуард вошёл в мастерскую Полин.
Но сейчас всё было совсем по-другому, потому что Ирен испытывала совершенно
иные чувства к теперешнему художнику, в отличие от первого.
- Вы так смеётесь; вам
так хорошо вместе. Как вижу, с этой русалкой у тебя море удовольствий. Я права?
Что ты молчишь, придурок? Это на тебя я потратила жизнь?! Скульптор, художник,
творческая личность. Все вы такие! В вас нет ни капли чести, ни капли
достоинства. Именно поэтому вы можете «творить». Вы уходите во тьму. Вы все
попадёте в ад! – крикнула она в неведомом порыве и, присев в широкое кресло и
развалившись в нём, продолжила более тихо, - Да, есть те, кто мнит себя творческим человеком, ничего из себя не
представляя. Их я ненавижу больше вас!
Они вдвойне мерзки, чем вы. Такой
была твоя любовь – Полин! Она была
обычной рисовальщицей, ничего из себя не представлявшей, а ты за ней гнался,
постоянно рассказывал мне о ней, - женщина, запыхавшись, сделала небольшую
паузу, позволившую ей собраться с мыслями, - Я думала, мы будем счастливы. Я
думала, ты остепенишься. – сквозь слова проскальзывали слёзы, - Единственное
хорошее в тебе – это твои работы. Но ты ничем не отличаешься от машины, что
штампует детали на заводе. Только не можешь работать по графику и постоянно
даёшь сбой. На этот раз я не прощу тебя, Эдуард. Чаша терпения переполнена, и
теперь ты сам будешь выныривать из последствий цунами.
Лаура с красным,
опухшим от плача лицом, вскочила с кресла резким движением.
- Таких тупых мужланов,
как ты, миллион, но я выбрала тебя только из-за твоего творчества. В сущности, ты также врёшь и издеваешься надо мной, как
и те свиньи над своими жёнами. Разница лишь в том, что ты находишь более
изощрённые пути в силу своей извращённой фантазии. Я не буду больше терпеть
твоё лицо, твои слова и твои поступки. Я ухожу. Делай, что хочешь. Ах, да.
Тогда ничего не изменится. Но это к лучшему. Надеюсь, мы никогда не увидимся.
Лаура быстро собрала
немногочисленные вещи и закрыла за собой дверь, посмотрев под конец в глаза Эдуарда
холодным, словно якутская зима, взглядом.
Признание
Неделю назад была
окончена работа длинною в десять лет. Множество представителей культурной сферы
общественной жизни, предвкушая нечто особенное, собралось на премьере
нашумевшей скульптуры, успевшей прославиться до её грандиозного завершения.
Эдуард относился к
толпе великосветских зевак весьма скептично: для них это лишь очередное
развлечение, секундная вспышка, вынужденная быть забытой в кратчайший срок.
- Ида, вы видели
валарзены[4],
представленные на недавней выставке в Королевском музее? Они показались многим
такими удивительными, – донеслось откуда-то справа от Эдуарда.
- О, Панкрас, это же
смешно! Конечно, видела! Газеты пестрели описаниями этих валенок! А в итоге
оказалось, что ничего необычного нет! Ха-ха, как всегда! И всегда мы попадаемся
на уловки журналистов!
Женщина в строгом
чёрном платье с аккуратно уложенными рыже-каштановыми волосами делала глотки из
изящного бокала с рубиновой жидкостью в перерывах между смехом и резкими
восклицаниями.
- Ха-ха, вот и сейчас!
Не думаю, что в «Венере», от которой рвутся заголовки, есть что-то интересное.
Скорее всего, обычная статуйка обнажённой мадам!
Эдуард, ухмыляясь,
прошёл мимо.
Слева стояла пара
пожилых дам в пёстрых шалях и модных платьях, не идущим им в силу возраста.
- Дорогая Квирина, как
вы считаете, что лучше использовать для «Снюведа[5]»:
пьёгурт[6]
или зюрем[7]? –
вопрошала старушка с завитыми седыми волосами и маленькими круглыми очками, -
Помните, Наталья из России рассказывала нам рецепт? Может, помните? Моя-то
память уже совсем не так стала, - поспешила тут же уточнить она.
- Дорогая Эдит, как же
это было давно! – замахала веером высокая и статная собеседница, - Вы ещё
вспомните, когда мы с вами были на премьере «Нетерпимости»!
Эдуард не обратил
внимания на двух вычурно одетых бабушек. Он лишь взял закуску с со вкусом
сервированного стола.
Далеко позади, у самого
входа, толпилась небольшая кучка молодых мужчин и женщин.
- Леонард, вы слышали?
Скончалась Полин ван дер Берг, - еле слышно проговорила излишне полная для
своих лет девушка.
Виновник торжества
постарался уловить краем уха обрывки разговора.
- Николетта, что вы
выдумываете?! – свирепо возразил элегантный мужчина. Одетый по старой моде.
- Как вы смеете! Я
ничего не выдумываю! – возмутилась в ответ барышня и далее продолжила тихим
голосом, - Вы не представляете! Оказывается, Полин умерла семь лет назад от
пневмонии.
- Что это вы тут
шепчетесь? – подошёл к отрешённой парочке знатный господин с бурыми
бакенбардами и густыми, фигурно постриженными усами, - Никак, любовные дела
обсуждаете.
Господин незатейливо
подмигнул.
- Ох, что это вы
болтаете, старый развратник! – обмахиваясь состоящим из фиолетовых перьев
веером и неуклюже перебирая ножками в туфлях на высоком каблуке, подбежала к
образовавшейся компании дама средних лет.
- Мистер Якобс, мы
обсуждаем абсолютно невесёлую тему! – с резкостью в голосе и мольбой в глазах
сказала Николетта.
- Что же волнует сердце
юной красавицы? – мило улыбаясь, наклонился к полной голландке господин с бакенбардами.
- Мы с господином
Петерсом обсуждали прискорбнейшее событие. Скончалась прекрасная художница –
Полин ван дер Берг.
- Боже мой! – выпучила
глаза неуклюжая мадам и ещё быстрее замахала фиолетовым веером, так, что из
него стали вываливаться крашенные пёрышки.
- Ван дер Берг? Матушки,
а когда-то я была с ней знакома! – подключилась к всеобщей беседе женщина в
тёмно-синем платье и белыми короткими перчатками.
- Госпожа Госсенс
утверждает, что сие событие приключилось с ван дер Берг ещё семь лет назад! –
подлил масла в светский огонь местный денди по имени Леонард.
- Ах! – дама в красном,
стоящая позади, неизвестно от чего потеряла сознание.
Группа переключила
внимание на источник крика.
Эдуард, испив залпом
предложенный ему бокал мартини и мысленно отстранившись, заторопился с целью
скорейшим образом ретироваться, однако услышал, как его зовёт знакомый женский
голос, и остановился, невидящим взглядом смотря в чёрную даль надвигающейся ночи.
***
- Эдуард! Эдуард!
- Ирен?
Скульптор стоял на
пороге, придерживая за ручку распахнутую дверь.
- Эдуард! Куда ты? Я
так долго тебя искала в этой толпе, а ты уже уходишь! – с наигранной капризностью
проговорила натурщица, - Это же твой праздник! А ты сбегаешь, словно Золушка с
бала!
- Совсем не мой. Эти
люди собрались здесь за-ради каменной женщины, на которую я убил столько лет
своей жизни. Ещё и тебя впутал. И что в итоге? Жена ушла и правильно сделала. Я
сам не стал бы жить с собой, если бы оказался на её месте. Я упустил столько
приятных моментов, о которых никогда не узнаю! У меня нет ни жены, ни детей, ни
даже кошки. Лишь это статуя, будь она проклята! – Эдуард замолк, закрыл за
собой и Ирен дверь, отчего пара оказалась на холодной и чужой улице. Мужчина
посмотрел на манящую, неоновую Луну и продолжил, - И, уходя во тьму, я взял с
собой тебя. Видимо, как в детстве, чтобы не было страшно одному. Как же я был
глуп и упёрт! Я действительно был идиотом. Жаль осознавать это, когда ничего не
в состоянии изменить.
- Эдуард, не говори
так! – оборвала меланхоличную речь художника Ирен, - Ты же сам говорил, что не
любил жену. И ты создал что-то наиболее важное, чем ребёнок. Ты создал
произведение искусство, которое будет жить вечно. Даже самые плодовитые рода
угасают, а те малочисленные отпрыски, что живут и по сей день, только и могут,
что гордиться заслугами предков, не стоя при этом сами по себе и реснички дедов
и прадедов, вершивших историю.
- Что мне до истории,
если в лично в моей жизни нет счастья?! – злобно перебил Эдуард, - Ирен, ты
никогда не понимала, что я тебе говорю.
- Однако ты не выгонял
меня, - незаметно улыбнулась женщина в бордовом платье.
- У меня не было
выбора: нужно было закончить работу. Я не раз жалел, что оставил тебя.
- Знаешь, - Ирен словно
не слышала его ответа, - Ты говоришь, что все эти годы прошли зря. Но даже если
так, есть ли смысл это обсуждать? Ведь ты сам сказал, что ничего не изменишь.
Тогда лучше начни жизнь с этого момента, пока есть время.
- Не могу.
- Почему?
- Не умею.
- Дурак, - весело отозвалась
Ирен.
- Я знаю.
- Не начинай.
Между старыми знакомыми
вновь повисла пауза.
- Я не просто так тебя
искала, - наконец нарушила тишину бывшая натурщица, - Я хотела сказать то, что
должна была сказать давно…
- И что же? –
нетерпеливо спросил Эдуард.
Ирен чуть помолчала, а
затем произнесла:
- Я люблю тебя.
Она быстро поцеловала
его, а затем убежала обратно в здание, как делают юные неопытные барышни, чего
никак нельзя было ожидать от такой женщины, как Ирен.
Эдуард усмехнулся и
зашёл следом. Он знал, что испытываемые Ирен чувства – не что иное, как ампор[8].
***
- Дамы и господа, спешу
представить вашему вниманию скульптуру «Венера» работы достопочтенного Эдуарда Кейнера!
Присутствующие в зале мигом
обернулись и застыли, рассматривая детали величественного изваяния рук
истинного мастера. Результат скрупулёзной работы Эдуарда пришёлся по душе
сильным мира сего.
- А вот и сам господин
Кейнер! – указал ведущий на входящего в залу художника, более походящего на
нежданно заглянувшего в надежде на ночлег нищего.
Богатые и знаменитые
мужчины и женщины зашептались, пристально и с некоторым укором, а иные –
восхищением, глядя на автора, приведшего в изумление даже самых ярых скептиков.
Спустя мгновение толпа
сконцентрировалась вокруг скульптора, донимая его наивными вопросами и льстивыми
похвалами.
Эдуард стремился узнать
среди множества неизвестных ему лиц Ирен, но попытки остались тщетными.
Под конец, когда удовлетворённые
зрители разошлись, Эдуард почувствовал недомогание. С каждой секундой боль
усиливалась, и новоиспечённая звезда была вынуждена променять аллею славы на
жёсткую кровать в маленьком доме на улице Grianestraat.
Ars long a, vita brevis est
Проснувшись, Эдуард
встретил взволнованный взгляд Ирен.
- Он проснулся. Он
проснулся! – закричала она тут же радостно.
- Ирен?
- Смотрите-смотрите, он
не спит! Он очнулся!
Немолодая женщина
радовалась, словно дитя.
- Ирен, что происходит?
– с видимым спокойствием промямлил Эдуард.
- О, Эдуард, я так
рада. Последние два месяца ты был в коме. Врачи говорили, что ты не проснёшься…
Но ты проснулся! Я потеряла всякую надежду, но ты разрушил мои страхи и
сомнения.
Ирен, странно улыбаясь,
крепко обняла и расцеловала ничего не осознававшего Эдуарда. Мужчина не мог
поверить в услышанное, но более всего его тревожил ответ на иной вопрос. Почему
он слышит, но не видит Ирен?
Женщина лепетала
ласковые речи в адрес любимого. Эдуард будто стал жертвой Горгоны.
На радостные возгласы
Ирен примчался врач – Йоннес Баккер.
- Ирен, это вы кричали?
– холодно спросил он.
- Да, господин Баккер,
Эдуард проснулся! – воскликнула Ирен с наркотическим блеском в глазах –
характерным эффектом, оказываемым каплями бешеной вишни.
- Действительно…
Врач устремил
задумчивый взор в сторону пациента.
- Что ж, с пробуждением,
господин Кейнер. Скажу вам по правде, никто из моих коллег и, в том числе, я не
были уверены в вашем выздоровлении. Однако вы превзошли все наши ожидания и
опасения…
- Кто-нибудь объяснит,
что происходит?! Где я? Почему я ничего не вижу?! – раздражённо прервал врача
Эдуард.
- Я понимаю ваше
недовольство, господин Кейнер. Дело в том, что на вечере открытия вашей
персональной выставки в Городском музее один из ваших недоброжелателей, вероятно,
с целью убрать вас с пути подлил в ваш бокал метанол, однако мы успели вас
спасти (не без помощи вашей дорогой подруги). Но, к сожалению, мы не сможем
вернуть вам зрение.
В добавок ко всему,
Эдуард мгновенно онемел. Он вспоминал подробности рокового вечера в надежде выловить
из океана памяти лицо злостного преступника.
- Ирен, благодарю тебя,
- еле проговорил Эдуард и после, истощив запас вернувшихся к нему сил, бывший
скульптор уснул.
Когда Эдуард очнулся,
Ирен не было рядом, как и не было рядом её тепла и нежности.
***
Минуло две недели, как Эдуард
вернулся домой. Поначалу Ирен каждый день наведывалась к художнику, дабы
оказывать необходимую помощь собрату по духу. В конце концов, она стала
приезжать к нему раз неделю, далее – раз в месяц, оставляя Эдуарда всё чаще
наедине с собственными мыслями. Он жил воспоминаниями, и ничто не могло вывести
его из этого состояния.
Натурщица осуществила
свою давнюю мечту: она открыла своё дело, заключающиеся в продаже наивкуснейших
в стране булочек с маком. Помимо этого, на досуге Ирен занималась фотографированием
видов природы и города, которые расходились на рынке любителей искусства не
хуже вышеупомянутых булочек.
Близилась красочная осень[9], которая,
как известно, влечёт за собой контрастную в сущности зиму[10],
и господин Кейнер понимал это не хуже остальных, глядя поблёкшими зрачками на
противоположные и бесконечно далёкие «счастливые» времена из окна дома на улице
Grianestraat.
[1] Так это
выглядит в разрезе:
[2] Регеблюм
(нем. Regeblume –
сочетание слов «regenschirm» - зонт и «blume» - цветок) – приспособление в виде
маленького цветка на ножке, крепящееся к краю стакана (украшение). Край
стакана, на который установлен регеблюм:
[3] Венера —
в римской мифологии богиня красоты, плотской любви, желания, плодородия и
процветания; в просторечии – венерическое заболевание; «Белокурая Венера» -
фильм 1932 года.
[4]
Валарзе́ны (valaarzen; нид.
laarzen –сапоги; сочетание слов «валенки» и «laarzen») – валенки-ботфорты (валенки
до середины бедра).
[5] Торт «Sneeuw
weide» (в пер. с нид. «Снежная поляна»).
[6] Пьёгурт
(азерб. «piy ogurt» - жирный йогурт) – жирный йогурт.
[7] Зюре́м
(нид. «crème» - сливки, «zure room» - сметана) – сливочно-сметанный крем.
[8] Ампо́р (от
фр. ampoir – соед. двух слов – amour (любовь) и désespoir (отчаяние)) – чувство (явление), описанное Бальзаком в
романе «Блеск и нищета куртизанок»; любовь, вызванная отчаянием,
характеризуется потребностью в «чистой» любви, отчего возникает невероятная
привязанность.
[9]
Аллегория старости.
[10]
Аллегория смерти.