В 194* году, в Лондоне, Чарли Арлингтон учился в первом институте для совместного обучения мальчиков и девочек, основанном герцогиней Коннаутской ровно сто лет назад. Мальчику было тринадцать лет, когда он спешил на мероприятие, в коем принимали участие все дети из класса. Это был конец учебного года, а потому праздничные песни и танцы были вполне уместны и приятны для исполнения большинству юных гимназистов.
Необыкновенные
заснеженные пейзажи окутывали в свои ледяные объятия возвышающееся над белыми
искристыми равнинами каменное сооружение, воссозданное по образцу немецкого бидермейера.
Чарли бежал, спотыкаясь о собственные ноги. Он был тонок, словно стебелёк
пуансеттии, и слаб, как раненый птенец малиновки.
Когда
Чарли наконец предстал у ворот училища, представление вот-вот должно было
начаться. Огорчённый подросток, суетливый и нервный, не унимался. Чувство долга
превалировало. Юноша, тяжело дыша, перебрался через высокий и искусный кованый
забор, спрыгнул, обрушившись на крупный пушистый сугроб подобно Такомскому мосту.
Повременив, маленький мужчина встал и направился ко входу.
***
***
В
186* году герцогиня Коннаутская, женщина с вечно бледной кожей, красными
тонкими губами, птичьими тёмно-карими глазами, длинным крючковатым носом, «лунным»
лицом и густыми, прямыми и чёрными, словно уголь и зола, оставшаяся от дров в
камине, волосами, доживала свои деньки в скромном, но уютном поместье на
окраине Лондона. Дама не являлась дряхлой старухой, как могло бы показаться на
первый взгляд. Тридцатисемилетняя мисс провела бурную молодость в пустых и
сказочных мечтаниях, не утихающих, а ставившихся всё красочнее, с каждым
последующим годом. Из-за увлечения герцогини – собирания трав и зарисовывания
оных в личных дневниках, - многие местные дамы и лорды, крестьяне и рабочие,
считали печальную душу чаровницей, отчего последняя получила прозвище – Ведунья.
Герцогиня не обращала внимания на слухи, с неподдельным интересом и усердием предаваясь
любимому делу.
Двор
Ведуньи состоял из малочисленной прислуги, в общество которой входили прачка, дворецкий
и две горничные: одна лишь протирала пыль, обязанности другой же дополнялись поварским
искусством и развлечением несчастной аристократки, и именно за эту услугу
герцогиня одаривала любовью и – что весомее – уважением молодую служанку.
***
Чарли
уже мчался по коридору. Его взъерошенные рыжие волосы развевались на прохладном
ветру, пока сбивчивое горячее дыхание то и дело исходило из его насмешливого
рта.
С
верхнего этажа здания доносились радостные детские голоса, подстёгивающие мальчика
бежать ещё быстрее и быстрее по могутным и внушающим уверенность ступенькам
боковой лестницы. Внезапно голоса принялись утихать: казалось, парнишка лишь
отдаляется от актовой залы. В конце концов, Чарли и вовсе запутался в вечернем
зимнем сумраке и смутился собственной оплошности.
Гимназист
добрался до последнего – третьего – этажа, полностью войдя в черный густой свет
и затхлый воздух института.
***
Шли
месяцы, а герцогиня так и не могла оправится после операции на тазовой кости.
Это была её третья операция: ранее медицинские процедуры проходили удачно. Мисс
практически лишилась возможности передвигаться; её настроение падало всё ниже и
ниже; её боль – как эмоциональная, так и физическая – неуёмно росла с каждым последующим
днём. Только вечно улыбающаяся и смиренная служанка Бетт была в состоянии
скрасить серую жизнь герцогини.
В один непримечательный вечер, когда увядшие и омертвевшие листья срывались под силой лёгкого и сладкого бриза, падали и устилали землю шуршащим ковром, Ведунья, взгромоздившись на вышедшую из моды рекамье и аккуратно уложив все свои пышные, изящные и широкие юбки, наблюдала за полётом нежно щебечущих крохотных завирушек, чёрно-белой московки, прожорливых синиц и бусых зябликов сквозь окно, грубо высеченное в стене: можно подумать, будто оно не должно было здесь располагаться. Женщина умиротворённо вздыхала, всё глубже погружаясь в сонм обаятельных мыслей.
***
Чарли
вынырнул из темноты, словно из стаи кровожадных волков, и, стремительно
спустившись, очутился у входа в дамскую комнату. Подросток вспомнил, что помещение
туалета связано с «залой мероприятий» деревянной скрипящей дверью, не
меняющейся с самого основания училища. Чарли также понимал, что в комнату для
девочек он, как мальчик, зайти не может, а потому пришлось идти в обход.
***
Некто
скромно постучался, выведя герцогиню из глубины её мыслей.
-
Войдите, - строго, но не зло сказала она. Голос женщины походил на пение зырянки.
Дверь
отварилась, и в вычурно обставленную залу впорхнула привлекательная горничная. Её
каштановые кудри были тщательно уложены в белоснежный чепец, а длинные ресницы
цвета вороного крыла прикрывали белки миндалевидных глаз. В руках девушки
покоилось блюдо со всевозможной пищей – от супа до десерта.
-
Мисс, пришло время ужина, - автоматически проговорила прислуга.
-
О, нет, Бетт, я не хочу есть! – с долей капризности отвечала герцогиня.
-
Но мисс следует питаться по часам, как рекомендовал доктор Берм…
-
Да, да, я знаю. Ты постоянно это говоришь.
-
Но ведь вы постоянно отказываетесь… - с некоторой ехидностью и якобы невзначай
молвила Бетт.
Взор
Ведуньи озарился новым светом.
-
Бетт, если тебе дорого это место – не допускай в своей речи хамства.
-
Слушаюсь.
Служанка
намеревалась уходить, но вдруг герцогиня произнесла, будто опомнившись:
-
Нет, Бетт, постой! – женщина неуклюже качалась из стороны в сторону в попытке
подняться, - Ох, падай мне трость! Я хочу прогуляться. Потом можешь принести
ужин. Но только я не хочу ничего из этого, - герцогиня брезгливо взглянула на
работу поварихи, - Я хочу пудинг – нет! – чизкейк!
-
Но, мисс…
-
Никаких возражений, Бетт! И подай мне трость.
Девушка
подошла к платяному шкафу, с ручки которого свисала гладко выстроганная трость,
после чего протянула столь необходимый предмет стареющей аристократке. Лицо
Бетт было холодно и высокомерно – нетипично для людей, привыкших к труду.
-
Теперь помоги мне встать, - ласково залепетала Ведунья.
Девушка
взяла даму под руку и сделала несколько шагов вместе с высокородной подопечной.
Преодолев
иссхошийся, трухлявый порог, герцогиня продолжила путь самостоятельно.
***
***
Парень
вновь взметнулся вверх по лестнице, потом – ещё выше. Оказавшись на крыше,
присыпанной снегом, словно пряничный домик – сахарной пудрой, гимназист принялся
расчищать путь, освобождая камень от молочно-белого покрова тощими ножками в
классических брюках и тушевых лакированных туфлях, явно великих мальчику по
размеру.
***
Минуло
минут двадцать, показавшихся вечностью. Ведунья худо и неторопливо шагала по
дорожке, усыпанной щебнем. Она еле постучала окончанием трости по входной
двери, выполненной из тёмного дуба. Та отворилась, и женщина незамедлительно
воспользовалась сей незамысловатой возможностью.
***
В каменном холодном полу, исполняющем роль крыши института, мальчик обнаружил узкую щель, вернее, зияющую дыру. Чарли опустил в углубление свою детскую ручонку и, к собственному удивлению, не найдя на дне снежных преград, двинулся навстречу празднику.
***
Мисс
растянулась на крупных перистых подушках.
-
Бетт, я так устала!
Ответа
не последовало. Дама растерялась.
-
Бетт, ты приготовила чизкейк, как я просила?
Из
недр поместья послышалось глухое:
-
Да-да, мисс! Уже иду!
Герцогиня
Коннаутская, нервничая и оправляя платье и обнимающие её подушки, ожидала Бетт,
однако откуда ни возьмись в помещение проникла другая служанка – пожилая леди с
жёсткими и грубыми чертами лица, окаймлённые в милый девичий чепчик.
-
О, это ты, Мэри, - взволновалась герцогиня, - Ты не представляешь, как меня
напугала!
-
Если мисс сможет меня простить… - Мэри стыдливо наклонила голову.
-
Я прощаю тебя, - Ведунья отвела взгляд; в левой руке она сжимала окоченевшие и
истончившиеся колосья полевых трав, - Подай мне дневник, перо и чернильницу.
Мэри
беспрекословно исполняла просьбу хозяйку.
-
Ты не знаешь, где Бетт? – озадаченно проговорила женщина.
-
Мисс Д. заперлась в кладовой и истошно рыдает, - мрачно ответила пожилая
прислуга.
-
Приведи её ко мне, - встрепенулась герцогиня.
Мэри
уже успела развернуться, как Ведунья резко встала, что не было характерно для больной
женщины.
-
Постой. Я хочу поговорить с ней, - обеспокоилась герцогиня, - Нет, ты иди-иди,
- уверила она Мэри, завидев в глазах слуги ступор.
Мэри
обыкновенно твёрдо и чётко, как солдат, направилась к выходу. Следом за ней
заковыляла Ведунья.
***
***
Чарли
неловко опустил правую ногу в загадочную дыру, чуть погодя – левую. Он посидел,
собираясь с духом, и в конец – расслабился и окунулся в тянущую и засасывающую в
себя тьму.
***
Две
немолодые барышни водворились из комнаты. Теперь они стояли в прихожей – по
правде, самой обширной части дома – и наблюдали за тем, как растрёпанная, с
покрасневшим от слёз лицом Бетт, держащая в хрупких ладонях фарфоровую тарелку
с возлежащим на ней кусочком чизкейка, более походящем на твороженную массу с
молочным желе, мчалась по коридору, лестнице на втором этаже и, наконец, брела навстречу
им.
Как
только Бетт остановилась пред хозяйкой и коллегой дабы отдышаться, герцогиня
промолвила с тоном, по которому можно было судить, что даме неудобно, но в
желаниях своих она непреклонна.
-
О, Бетт, я не хочу чизкейк. Лучше принеси студень. Я очень устала и хочу поесть
чего-нибудь съестного.
В
обществе троих повисло молчание.
-
Мисс, позвольте удалиться, - произнесла Мэри. Даже её низкий и ровный голос
дрогнул на слове «мисс».
-
Можете быть свободны, - хладнокровно, отвернув голову от новоприбывшей и
устремив взор на просящую, сказала герцогиня.
В
этот момент Бетт, вмиг изменившись в лице, метнула в госпожу посуду с
традиционным пирогом. Женщина упала, но горничной этого показалось мало: она
схватила лопатку и в состоянии крайней степени аффекта стала выдавливать и
выскребать глаза герцогини из глазниц.
Мэри в ужасе бросилась прочь.
***
Спустя
три недели после вышеописанных событий Чарли увидел свет. К сожалению, он был
уже не в состоянии различить его.
Случай
потряс общественность, и в определённых кругах по новой вспыхнул интерес к истории
института. Особо суеверные принялись очернять имя благородной герцогини
Коннаутской, виня её призрак во всех несчастьях и, в первую очередь, в смерти
юного Чарли.
Не
выдержав давления социума, директор закрыл учебное заведение. Обанкротившись,
он покончил с собой, повесившись на телефонном шнуре.
***
***
Прислуга
ретировалась как можно скорее. Все сложили свои обязанности и не притрагивались
к подобной работе до конца своих дней; все, кроме Бетт. Молодая девушка как ни
в чём не бывало, в некоторой степени даже наслаждаясь взвалившейся на неё
свободой, решила переночевать в кровати почившей хозяйки. Так она и поступила.
Посреди
ночи до того крепко и сладко спящая Бетт очнулась. До её непривлекательных ушей
дошли шорохи, перебиваемые стонами и плачем.
-
Мэри?! – гневно вопрошала любимица герцогини.
Стенания
затихли, и Бетт, усталая и свирепая, заново попыталась вздремнуть.
-
Через
два часа убийца вскочила с постели и вышла в коридор. В глазах её маячила
пелена серого полупрозрачного тумана. Бетт закашляла, с треском затворила дверь
спальни. Она легла и, промучившись час, попала в объятия Морфея.
-
Перед
рассветом стоны превратились в истошные крики, от которых Бетт в очередной раз проснулась,
однако больше не поднималась.
-
Это смешно! – послышалось из спальни.
Но
гул не собирался исчезать: напротив, лишь усиливался. Не в силах забыться, Бетт
приблизилась к открытой форточке, из которой тянул прохладный и нежный, пробуждающий
и, одновременно, успокаивающий ночной ветерок. Юная барышня любовалась
брезжанием утра, пока неведомый туман не подполз к ней, и женщина, ощущая некое
давление, не рухнула вниз, на напоминающий хворост, пожухлый ковёр.
***
Здание
опустело и, заброшенное, поросло мхом и плющом. Руины бывшего училища, стены
которого крошились, словно мраморная, самаркандская халва, и теперь покоятся
где-то в глуши, занесённые ветвями и листьями, утопая в бурой земле и травах лесистой
местности.
27.10.20 г.